Гастроли танец

На сцене Театра эстрады прошло единственное выступление Томаса де Мадрида и его Театра фламенко

Томас Комендиро Мендез, взявший себе псевдоним Томас де Мадрид, танцует фламенко с незапамятных времен, культивируя его старинную форму — без театральных примесей и эстрадных побрякушек. Почти сорок лет назад он открыл в Мадриде "Кафе ухажеров", позаимствовав название у артистической таверны, появившейся в Севилье в 1842 году,— первого в истории заведения, украсившего досуг посетителей песнями и плясками андалузских цыган. Объявив себя таким образом наследником исторических традиций, Томас де Мадрид не сворачивал с избранного пути всю свою долгую театральную жизнь, не соблазняясь ни триумфами Антонио Гадеса, сумевшего встроить преображенное им фламенко в общемировой театральный контекст, ни тысячными аудиториями Хоакина Кортеса, утрамбовавшего древнее искусство в блестящую упаковку поп-культуры.

Нельзя сказать, что "Театр фламенко" Томаса де Мадрида, созданный в 1979 году, сильно преуспел на некоммерческом поприще традиционного фламенко. В Театре эстрады немногочисленная труппа Томаса де Мадрида — два гитариста, две певицы и пять танцовщиков, включая самого руководителя,— выступала на голой сцене без всяких ухищрений: расставленные полукругом стулья да специальный фанерный пол. Танцевальные номера не претендовали на балетмейстерскую фантазию: скудный состав труппы не предполагал массовых композиций, а один из главных постулатов фламенко — отсутствие смешанного парного танца — соблюдался неукоснительно: работали либо женщины, либо мужчины. Причем разнокалиберные дамы, одетые с какой-то вызывающей бедностью в чахлые платьица диковатых покроев, годились лишь на то, чтобы давать мужчинам передышку.

Собственно, мужчина в расцвете сил был лишь один. Норберт Чамизо Гарридо — статный мачо с длинными набриолиненными волосами — был способен восполнить собой весь недостаток испанской экзотики, которую так жаждала публика. Он чеканил эффектные позы, рассыпал шумные дроби выстукиваний, завораживающе покручивал длиннопалыми кистями рук, сумрачно поигрывал узкими бедрами и фонтаном рассыпал брызги пота в каскаде вращений.

И что мог противопоставить этому красавцу знаменитый Томас де Мадрид, которому перевалило далеко за шестьдесят? Невысокий, с грубо вылепленным невыразительным лицом, с закрытым (по испанским меркам) темпераментом, он вызывал скорее сочувствие, чем восхищение — во всяком случае, в первом своем танце под запись "Фаруки" из балета Мориса Равеля "Треуголка". Подтянутый пожилой господин в канонической бархатной жакетке, рубашке с жабо и прямых черных брюках двигался с разумной скупостью: избегал резких поворотов корпуса, нечасто поднимал руки над головой и явно сбоил на пируэтах. Но — удивительное дело — чем больше танцевал этот заслуженный артист Испании, тем менее существенными казались подобные претензии.

Его танец был искусством фламенко в чистейшем виде. Этот старикан, стоя совершенно неподвижно, как какой-нибудь пробковый дуб, рассыпал каблуками жемчуга сапатеадо с такими тончайшими переливами эмоциональных оттенков, что казалось — эту симфонию выстукивает целый оркестр умельцев высочайшего класса. Рядом с его всепобеждающим мастерством все ухищрения мужественных мачо выглядели кустарным промыслом. А когда на бисовках Томас де Мадрид, комически отдуваясь, стряхивая пот со лба и шаловливо поводя бедрами, прихватил за круп свою флегматичную волоокую жену солистку Марту под гиканье и крики навалившейся на авансцену публики, показалось, что московский Театр эстрады на минуту превратился в натуральное "Кафе ухажеров". Разве что сангрии не хватало.

источник: www.kommersant.ru